На главную страницу сайта К. Завойского

К оглавлению
Сведения об авторе
Отзывы о произведениях О. Татариновой
Предисловие к роману
Роман: Часть 1, Часть 2, Часть 3

МОИ ДРУЗЬЯ

Первая публикация романа ОЛЬГИ ТАТАРИНОВОЙ
Война Алой и Белой Розы

Предисловие к роману

"То виден, то сокрыт стежок,
То в жизнь, то в смерть перебегая,
И, улыбаясь, твой платок
Перевернул я, дорогая..."

В.Ходасевич

            На протяжении  ХХ века роман как жанр литературы претерпел немалые изменения,  порой столь значительные,  что некоторые наиболее  горячие литературные  головы не исключали и не исключают возможности занесения романа в Красную книгу.  Мы не беремся оспаривать этот тезис, т.к. перипетии  судьбы романа довольно сложны и запутаны,  и вопрос о будущем романной формы требует тщательного осмысления и  исследования (скорее всего, в будущем же). Несомненно одно, что перед любым серьезным писателем, обращающимся к большой прозе, на сегодняшний день стоит задача поиска новой формы.

            Эпическому роду литературы, которому и принадлежит роман, присуще отражение миросозерцания народа, наиболее четко проявляющееся в структуре эпоса и романа как его наследника, и если эпос дает нам представление  о  сознании и мировидении народа на ранних этапах его развития, то роман отражал и отражает пути этого развития  во  времени.  Поэтому решение вопроса о метафизике романной формы того или иного периода литературы — один из ключей к пониманию соответствующей исторической эпохи. Ведь, как правило, архитектоника романа (конечно, такого, который вправе рассчитывать на читательское внимание) соответствует  архитектонике пространства и времени того или иного исторического периода.

            Для характеристики  человека  нашей  эпохи все чаще употребляется термин "разорванное сознание". Литература как чуткий сейсмограф душевных  движений человечества не могла не зафиксировать подобного изменения в атмосфере человеческой психики, и симптомы разорванного сознания не замедлили сказаться в языке и литературных формах. Западноевропейская литература начала восхождение к этим вершинам дисгармонии в  прозе еще с романа Л. Стерна "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена", а в поэзии с верлибров Гельдерлина,  но процесс этот развивался у них довольно размеренно и без заметных рецидивов (если не считать, конечно, Рэмбо); русская же литература вступила в эпоху "разорванного сознания" только в начале ХХ века прозой А. Белого, В.Розанова и поэзией русского авангарда, затем формальные поиски в этом направлении были искусственно-насильственным образом прекращены и возобновились лишь в эпоху хрущевской капели. И в эту-то распутицу всеобщего воодушевления писатели вновь столкнулись  с  проблемой  формы, и мы медленно,  но верно вновь стали включаться в общемировое "формальное движение".

            Роман О. Татариновой  "Война Алой и Белой Розы" представляет собой яркий пример подобного глубокого и напряженного размышления автора над метафизикой формы. Осознавая всю сложность существования на сегодняшний день прозы большого объема в деструктурированном литературном ареале и несоответствие плотной, довольно консервативной романной структуры общей эстетической напряженности окружающей нас действительности, автор  выстроил  свой  роман как череду вполне самоцельных рассказов, повестей,  очерков,  стихотворений в прозе,  объединенных в одно целое множеством порой весьма тонких связей.

            Сюжет, это мощное цементирующее начало  классического  романа,  в данном произведении весьма преобразился, читатель сталкивается с таким явлением как сюжет-пунктир: "главные" персонажи романа то появляются в раскадрированной на главы ткани текста,  то исчезают, а на смену им приходят как бы случайные лица, можно допустить, если вам требуется мотивировка, что это персонажи встроенных в роман произведений одного (одной) из главных героев, и с этими как бы случайными лицами нам не  суждено  больше встретиться;  четкая  хронологическая  последовательность  отсутствует,  действие романа протекает словно в чьей-то  памяти,  и  события,  лица выплывают из небытия,  проявляясь с той или иной степенью отчетливости, и сменяются другими, или вдруг случайный шум привлечет внимание и  перед мысленным взором проплывают образы,  под влиянием которых настроение прозы меняется,  и эта смена действия и настроения  также  является героем романа.  Подобная хаотичность и расшатанность композиции весьма обманчива, и неискушенный читатель может не разглядеть нитей, соединяющих камешки прозаического ожерелья в единое целое, но благодаря самоценности каждого "кадра" прозы книга застрахована от  подобной  неожиданности — из романа для искушенного читателя она с рядом неизбежных потерь переходит в разряд сборника рассказов для неофита. 

            Но вернемся к  сюжету.  Используя технику сюжета-пунктира,  автор тем самым как бы уравнивает в значении главных и второстепенных персонажей, привычные роли и амплуа тасуются, то, что раньше было фоном, выходит на первый план, укрупняется, случайное и эпизодическое становится столь же значимым,  как и поднадоевшая нам по школьным хрестоматиям "жизнь главных героев", а последняя в свою очередь несется в общем  потоке  событий  и связана с ним единой родовой пуповиной; т.о. калейдоскопичность бытия воплощается в самой форме романа.

            Но при  всей  кажущейся необязательности построения главы романа связаны между собой внутренней ассоциативной связью, словно неравновеликие  строки верлибра или образы хокку и танка - подобное сращение техники прозы и техники стиха еще  более  увеличивает  смысловую нагруженность  формы.  Родственность  поэзии ощущается и в самой ткани текста :  отдельные части романа представляют собой законченные стихотворения в прозе ("Убийца божьих коровок",  "Ноктюрн", "Крысы на корабле" и др.), некоторым рассказам не чужда и ритмическая проза, в других используется "прозаический центон": авторский текст неразрывно, органично сливается с чужим прозаическим  отрывком,  например,  Гамсуна  ("Падение  дома Эшеров") или Достоевского ("Дневник Виталия Бархатова") — прием близкий как поэтическому центону,  так и технике древнерусской прозы. Но и сам принцип письма О. Татариновой, каким мысль и настроение передаются системой образов,  является принадлежностью лирики,  причем необходимо  отметить,  что  образы берутся как правило из повседневной обыденной жизни,  самые, казалось бы, обиходные и неприглядно-бытовые, но  освещенные  авторским  вниманием и любовью они вырастают до уровня событий,  заносимых в учебники истории.  Любовь к деталям,  к событиям жизни,  относимым серьезными людьми к разряду незначительных, развитие техники бессюжетной прозы — все это элементы, родственные  приемам  чеховско-бунинского  письма,  которые  были  обогащены опытом литературы второй половины ХХ века и использованы автором для создания  лиро-эпического  полотна,  сохраняющего  камерность,  несмотря на значительный объем.

            Многоплановость композиции отражается и на образной структуре романа, и здесь внешняя простота требует пристального читательского внимания: система образов выстроена так, что предполагает несколько степеней постижения — от элементарно-бытового до лирико-философского. Калейдоскопичность образов,  их социальная,  возрастная, духовная полярность только усиливают ощущение хаотичности происходящего,  но  именно сконцентрированность  на этом чувстве приводит нас к постижению романа в целом,  перед нами вырисовывается некая целенаправленность, закономерность  хаоса бытия и того отрезка действительности, который представлен в романе. Четко выделить последний довольно сложно. Перед нами проходит история трех поколений одной семьи от дореволюционной поры до наших дней, разновременные события соединяются в одну мозаику, выстраиваясь  в единое целое только под занавес романа. Разорванность действительности и сознания претворяется в  образе  семьи, члены которой разбросаны жизнью и историческими событиями по земле и с течением времени (которое  дано  весьма  осязаемо)  отпрыски одного рода перестают различать друг друга в пространстве, лишь зная понаслышке о существовании друг друга, как  младшие представители двух ветвей семьи в романе: Виталий и Зоя,  брат и сестра.  Судьба рода и семьи в России, крушение самого  понятия  рода — один из главных вопросов романа. Образ духовной потерянности и разлученности людей в мире проявлен уже  на  титульном листе  в  эпиграфе  из "Символизма" А.Белого ( "Мы работали не над тем материалом:  не глина, не слово,  не краска, не звук — наши формы. Наша форма — душа.") и в посвящении "Брату Вальдемару",  тем самым и роман представляет собой словно духовное послание, завещание сестры — брату.

            Ощущение хаоса передается также средствами языка — полистилистика вводит читателя в многоголосое мировое пространство,  где речь кровосмесительна и осязаема,  пластична и прерывиста, стремительна и ленива, и чтобы  расставить  необходимые акценты,  автор пользуется методом стилистической дидактики, характеризуя персонажа через его же речь. В такой  прозе все является значимым от междометия до цитаты из бульварной песенки. Стараясь избегать прямого высказывания,  суждения, автор все же нет-нет да и позволит себе что-нибудь разобъяснить читателю, но при общей сложности и тонкости текста и при условии, что во внимание неизбежно принимается время действия отдельных глав романа, время до отчаяния и гротеска чуждое всякой иносказательности, подобная слабость вполне объяснима  и  выглядит органично и даже по-своему трогательно. Множественность точек зрения, их постоянная смена в разных частях романа (повествование от "я", от лица автора или персонажа, несобственно прямая речь:  повествование,  в котором переплетаются и порой сливаются точки зрения автора и персонажа) — усиливают ощущение разорванности сознания и объективируют многогранность видения мира. Клочья времени, на которых отпечатлена сумятица русской истории ХХ века и начертаны слепые пути человеческих судеб, оседают на страницах романа, словно отголоски, вестники великой битвы гигантов, свершающейся где-то там,  в "трансцендентальном плане". И одним из  символов этого сражения,  приоткрывающим его смысл, является название романа: противостояние двух династий национального духа, внутреннего содержания, связанного с целеполаганием человеческой жизни, вообще-то онтологическое, мировое, но в национально-исторических проявлениях. Все персонажи словно расположились на поле битвы между двух вечных полюсов,  двух  непримиримых  лагерей: одни —  сторонники Рыцаря Львиное Сердце, символизирующего оплот добра и духовной чистоты, стремления к позитивному внутреннему развитию, духовной эволюции, другие привержены  его  противникам,  кто-то  переходит  из  лагеря в лагерь, кто-то сохраняет нейтралитет,  а кто-то обречен сложить голову в  этой смертельной схватке, декорированной под сцены из жизни среднестатистического советского человека.

            В отличие от известных нам произведений, повествующих о советской действительности,  роман  О.Татариновой  представляет  собой   попытку представить эту эпоху такой, какой она выглядела изнутри обывательского мира, "не сгущая краски и не сглаживая острые углы", попытку раскрыть психологию и мироощущение представителей тех социальных слоев, которых мы видели или отлитыми в бронзе, или выполняющими и перевыполняющими интеллектуальный пятилетний план в благоустроенных КБ. Главные герои романа( термин главные, как мы уже упоминали, довольно условный) Виталий и Зоя представляют собой последних потомков той уходящей дореволюционной человеческой натуры, отголосок великой культуры, тонущий в перебранке  коммунального бытия,  отражение русской интеллигенции в искривленном зеркале советского времени, и отражение это, при всей своей трогательности и юношеской неуклюжести,  трагично,  т.к.  обречено на отторжение амальгамой окружающей действительности и на непримиримое  и неразрешимое противоречие в самих себе между миром духовной устремленности и миром реальных возможностей, между cogito и ergo sum; в сущности, и сами эти герои являются натурой уходящей. Нравственная ломка человека, духовный дискомфорт и порой ужасающая уродливость его существования в советском искривленном пространстве представлена в романе широким спектром характеров, было бы весьма неблагодарным делом перечислять их здесь и заниматься пересказом написанного,  тем более,  что это в данном случае представляет немалые затруднения, как и в отношении любого настоящего произведения искусства, — анализ формы представляется нам единственно приемлемым и приоткрывающим завесу смысла  критическим подходом.

            Широкая сеть аллюзий с произведениями мирового искусства все время напоминает читателю романа о включенности советского периода  нашей истории  в процессы мирового развития, о тесной связи и взаимовлиянии идей и форм различных родов искусства, начиная от литературы и кончая кинематографом,  но при этом столь широкое и тонкое применение аллюзии требует от читателя значительного интеллектуального напряжения, не говоря уже об элементарной культурной подготовке, в противном случае эти аллюзии считаны не будут и постижение смысла произведения будет  ограничено поверхностными слоями.

            Будучи представительницей женской прозы, О.Татаринова вводит нас в еще не изведанный мир женской психологии,  снимая завесы с запретных в советскую  пору тем. Но и на сегодняшний уже искушенный в запретных вопросах день такие рассказы, как "Сексопатология" и "Эдем", продолжают воздействовать с еще большей силой, может быть, именно за счет нашей чрезмерной половой осведомленности, и на первый план выступает уже не само событие, являющееся лишь следствием некоей иррациональной причины, а сама эта умонепостигаемая причина во всей ее кричащей наготе. Одним из несомненных достоинств романа является то,  что женский мир в нем, обосабливаясь, как принято в женской прозе, все же вписывается в турбулентные  потоки  времени как его неотъемлемая духовная составляющая.

            При всем модернизме романа,  он сохраняет и развивает лучшие традиции классической русской прозы:  семейная хроника,  отцы и дети, война и мир — вот неполный перечень извечных вопросов и тем,  над которыми задумывались русские писатели и которые нашли свое отражение  в "Войне Алой и Белой Розы", но от вечных вопросов редко кому из серьезных авторов удавалось и удается уклониться, главное же, на наш взгляд, что  бесспорно  роднит книгу О.Татариновой с традицией русской прозы - это глубокий искренний гуманизм и проникнутый любовью взгляд автора на мир и его обитателей.

Оганджанов Илья Александрович,
тел (095).367-24-42

Copyright note. Цель данной интернет-публикации — найти издателя этой прозы. Автор также будет благодарен за любые отзывы и предложения, могущие помочь в решении проблемы издания этих недавно завершенных вещей. Контакт:  Татаринова Ольга Ивановна, адрес: 127566 Москва, ул. Северный бульвар 19а, кв.199, тел. 404-05-44 

Роман: Часть 1, Часть 2, Часть 3
Предисловие к роману
Отзывы о произведениях О. Татариновой
Сведения об авторе
К оглавлению

На главную страницу сайта К. Завойского