На главную страницу сайта К. Завойского
Юрий Ярым-Агаев.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО МОИМ СТАРЫМ ДРУЗЬЯМ ПРАВОЗАЩИТНИКАМ
Моральное сопротивление и отказ от него
Одним из названий диссидентского движения в СССР было - «моральное сопротивление». Не в том смысле, что мы огнем и мечем насаждали мораль, а в том, что, придерживаясь между собой основных этических принципов, диссиденты тем самым, бросали вызов системе, которая зиждилась на отрицании принципов морали. Эти принципы самые простые: не лги, не предавай, не отступай от своих друзей. Однако, принятые человеком в качестве императива, они требовали от него в условиях советской власти, не только самоотверженности, но и концентрации всей воли и интеллекта. Эти принципы были более чем тактикой на определенном этапе, - они были сутью нашего движения. Они были тем, что придавало ему силу и заставляло преклоняться перед ним даже наших врагов.
При всей их простоте, это не были частные принципы, важные лишь в определенное время в определенном месте. На них испокон веков держалась цивилизация, за выживание которой мы, по существу, и боролись. Данте поместил в девятый круг ада Брута именно за то, что тот предал своего друга Цезаря, пусть даже ради спасения Римской демократии. Именно с такими «наивными» принципами пришел к власти Рейган, чтобы нанести окончательный удар коммунизму.
Для большинства из нас эти принципы были глубоко органичны, и мы продолжали им следовать, оказавшись на Западе. Выяснилось, однако, что эти принципы были столь абсолютны не для всех. Некоторые правозащитники придерживались их лишь до тех пор, пока этого требовали внешние обстоятельства. Они решили, что с окончанием сопротивления режиму, заканчивается и мораль. Сначала такие «прогрессивные» правозащитники обнаружились в эмиграции: мол, в свободном мире наши принципы являются атавизмом, от которого надо было быстро избавляться. Некоторые даже стеснялись своих прежних убеждений, особенно перед изысканным западным левым релятивизмом. Потом, с началом «перестройки», обнаружились такие «прогрессисты» и в России. Мол, мы тоже не такие примитивные. Они быстро обучились технологии современной западной политики, и методы, ранее совершенно неприемлемые в рядах диссидентов, превратились в естественные атрибуты конкуренции и политической борьбы правозащитников. Быть слишком принципиальным стало нерентабельно, как это, собственно, было и всегда. Но в новой обстановке уже не принципиальность, а размеры грантов стали их критерием правоты.
Отступая от основных принципов, сами эти люди переставали верить в добрые и бескорыстные поступки других, искали в них козней, психологических вывертов. Как гоголевские Коробочки выясняли они, сколько денег им положено в Америке и все ли суммы им выплатили? Им трудно было поверить в то, что (как бы это ни казалось несправедливым, как бы ни противоречило нашептываниям местных доброхотов), никому никаких вознаграждений на Западе заранее заготовлено не было. Что большая часть помощи, которую они получили, пришла в первую очередь от нас самих, из тех денег, которые мы собирали, часто по крохам, у добрых и симпатизирующих нам американцев. Что не отдай мы столько сил, чтобы сделать известными их имена здесь, на Западе, сделать более заметным все наше движение, то не видать бы им большинства грантов, на которые они так благополучно нынче существуют. Пошли бы все эти деньги «новым демократам» от КГБ и комсомола.
Отступление от основных принципов создало в новой правозащитной среде благоприятную почву для манипулирования. Сила диссидентского движения во многом была в том, что оно имело сильный иммунитет к дезинформации, - гебешная деза к нему не прилипала. Теперь же времена изменились: активные мероприятия, которые КГБ с таким успехом проводил в других кругах, но спотыкался на диссидентах, приобрели хорошую почву в РПБ.
На этой почве и западный истэблишмент стал успешно проводить политику "разделяй и властвуй". Например, представители фондов, из которых мы с таким трудом выбивали средства для наших друзей в СССР, шли теперь прямо к получателям денег и конфиденциально сообщали, что инициатива выдачи грантов, мол, была их, фондов, и дали-то они куда больше, чем наши друзья получили. Методы, мягко говоря, не имеющие оправдания. Но в равной степени не имеет оправдания и легковерие некоторых наших бывших друзей, поверивших и даже распространявших эту, так скажем, недостоверную информацию.
Без участия самих правозащитников, ни КГБ, ни нашим западным недругам не удалось бы так успешно «задвинуть» наше движение, - слишком неубедительно бы они выглядели в одиночку. Участие, зачастую, требовалось совсем небольшое. Как, например, в истории с новой Хельсинкской группой: немного отступить от правил, о чем-то умолчать, а со стороны многих других - этого не заметить. Но, как говорится, именно в деталях и скрывается дьявол. Слишком многие не хотели нашего единства. Чтобы его сохранить, нужны были полная солидарность и доверие друг к другу, на что, казалось, были все основания. Но, увы!
Ослабление действия простых принципов морали и объясняет, почему так легко удалось исключить и заблокировать многих наиболее авторитетных и опытных участников нашего движения. Раньше человек, который клеветал на другого, больше рисковал, чем мог рассчитывать на успех. Теперь же подобное поведение стало лучшим способом продвинуться в РПБ, занять в ней главенствующее положение.
Ослепленные своим новым социальным положением и большими грантами, эти люди не понимали, что, дискредитируя своих бывших товарищей, они еще в большей степени дискредитируют себя, и все движение в целом. Закономерный итог: за десять последних лет торжества РПБ авторитет российского правозащитного движения в мире сильно упал. Печально было видеть, как при многочисленных обсуждениях наиболее важных фактов уходящего столетия оно практически никогда не упоминалось.
На главную страницу сайта К.
Завойского