На главную страницу сайта К. Завойского

Юрий Ярым-Агаев.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО МОИМ СТАРЫМ ДРУЗЬЯМ ПРАВОЗАЩИТНИКАМ

Что такое ЗПБ?

Появление и успех диссидентского движения застал врасплох не только советские власти, но и западный истэблишмент. С одной стороны он отнесся с симпатией к нам и нашему противостоянию коммунистической власти, с другой же сразу насторожился по поводу того, что можно ожидать от этих непредсказуемых людей. В первую очередь это озаботило левых, которые опасались, что слишком стремительное развитие нашего движение может поставить под сомнение не только коммунизм, но и социализм. Это не входило в их планы. Однако и более правая часть западного истэблишмента, которая тоже как-то сжилась с коммунизмом, не была в полном восторге, от появления независимой силы, которая своим существованием и принципами ставила под вопрос мудрость постоянных компромиссов западной политики. Иными словами, диссиденты - ребята неплохие, но без контроля их оставлять нельзя. Вот для этого здешний истэблишмент и породил западное правозащитное сообщество (ЗПБ) -  чтобы нас поддерживать, но по возможности и контролировать. Причем, чем дальше, тем важнее становилась вторая задача.

Перечислять организации, принадлежащие к этой группе и анализировать их связь с правозащитными структурами Запада, существовавшими прежде, -  предмет отдельной серьезной статьи. Здесь важно лишь сказать, что к этой категории я отношу большинство западных структур, с которыми пришлось взаимодействовать российским правозащитникам

Термин бюрократия я выбрал не как уничижительный ярлык, но как содержательное определение. Для нас в этом определении главное следующее. Бюрократические структуры не возникают спонтанно и не имеют независимой базы, они не могут существовать без внешней поддержки. Бюрократ определяет границы своей личной ответственности добросовестным выполнением своих служебных обязанностей. Он очень ревностно относится к тому, кто проявляет инициативу, выходит со смелыми переложениями, делает то, что до этого считалось невозможным. Ибо подобный человек своим действием вторгается в зону внутреннего комфорта бюрократа и может вызвать вопрос у окружающего мира: «значит, можно было сделать больше?» Бюрократ сделает все возможное, чтобы доказать, что больше сделать было нельзя, что этот человек не только проявил отчаянную безрассудность, но и каким-то образом поставил остальных в более опасное положение. Именно поэтому подобные обвинения стали выдвигать против нас некоторые деятели ЗПБ, когда мы начали делать гораздо больше, чем они, помогая нашим друзьям, преследуемым в России.

Из вышесказанного понятно различие приоритетов у ЗПБ и диссидентов: наши движения сформировались в разных условиях и с разными целями. Кроме того, большинство заметных в России западных правозащитных организаций - часть здешнего левого истеблишмента,  неточно называемого «либеральным». Главные характеристики последнего: элитаризм и презрение к простому человеку, соответственно - необходимость  контроля над ним,  и, соответственно  - отсутствие симпатии к частному предпринимательству и индивидуальной свободе.

Наряду с идеологическим и бюрократическим факторами, важно отметить и третий -  шовинистический: ЗПБ не относилась к нам, как к равным. При всем уважении к нашему движению, ЗПБ считала нас, пусть благородными, но полудикарями, неспособными до конца понять суть прав человека и демократии. Мне об этом в редком запале сказал один из главных друзей нашего движения на Западе. Он заявил, что, возможно, единственным диссидентом, которому доступны эти понятия, является Павел Литвинов, так как его дедушка провел немало лет в Америке. Не важно, что он жил там в качестве сталинского посла. Ну, конечно же, любая кухарка в Америке понимает в демократии больше академика, боровшегося за свободу в России!

Несмотря на все вышесказанное, многие здешние организации действительно помогали нам и многие нам симпатизировали. Но когда такая поддержка входила в противоречие с их политической средой обитания, или, по крайней мере, могла быть так воспринята, их выбор всегда был не в нашу пользу. Это особенно проявилось в годы правления Рейгана, который воспринимался левым истэблишментом, как абсолютное зло. Для них гораздо важнее было ни в коей мере не ассоциироваться с его политикой, нежели активно поддерживать диссидентов.

Показательным было то, что  ЗПБ активно включилось в так называемое «Движение за мир». Как мы все теперь знаем, инспирировано оно было из Советского Союза и не случайно боролось за одностороннее Американское разоружение. Правозащитная организация Helsinki Watch в своей брошюре подвергла критике академика Сахарова за то, что тот выступал против одностороннего сокращения американских ракет.  И это было сделано в тот момент, когда Сахаров был в тяжелом положении в ссылке!  

Помню и еще эпизод по той же теме, когда выпустили на Запад одного из московских «мирников»,  выступавших за разоружение России. Мы организуем для «мирника»  пресс-конференцию. За день до нее раздается звонок от одного из здешних миролюбцев.  - Мы тоже хотим прийти. – Приходите. - Но мы хотим выступить первыми и заклеймить Рейгана за то, что он фашист. - Извините. После этого они вместе с известными представителями ЗПБ попробовали пресс-конференцию сорвать. Я уж не говорю о том,  как западные правозащитники выкручивали руки нашим диссидентам, чтобы те подписывали заявления против помощи никарагуанским контрас, - то есть выступали фактически в поддержку коммунистического режима Ортеги!

Периодически неизбежно возникали и прямые расхождения между нами и ЗПБ. Когда положение Сахарова в ссылке стало критическим, и мы начали организовывать среди западных ученых массовую кампанию за его освобождение, обозначилось наше резкое расхождение с верхушкой Американской академии. Один из наиболее сопротивлявшихся этому деятелей, сгоряча заявил, что им хорошие отношения с Советской Академией наук важнее судьбы ученых-правозащитников.

Другое расхождение возникло вокруг самого  Хельсинкского соглашения, когда в течение короткого времени в лагерях на территории СССР погибло несколько членов Хельсинкских групп. Нам было ясно, что единственным способом защитить наших друзей и призвать советские власти к порядку, было пригрозить им разрывом Соглашения. Мы  в Америке успешно начали проводить кампанию, которая, как мне позже сказал один знакомый высокопоставленный представитель Госдепартамента США, позволила им существенно усилить давление на советские власти по поводу положения с правами человека в СССР. Однако, мы сразу же столкнулись с резким сопротивлением здешних правозащитных организаций, особенно тех, кто связывал свое существование с Хельсинкским соглашением. На созванных по этому поводу слушаниях в Конгрессе США мне единолично  пришлось  вступить в бой с представителями нескольких таких организаций.

Часто подобные расхождения возникали из-за различия наших приоритетов. Но даже когда цели совпадали, мы, в силу нашего большего опыта и понимания ситуации с правами человека в СССР, часто приходили к иным решениям,  нежели западные правозащитники.

Само по себе расхождение, как в методах, так и в целях, дело нормальное и, казалось бы, в свободном обществе  все вопросы должны были выясняться в открытых и честных дебатах. Однако ЗПБ не хотела иметь лишь одно из возможных мнений, наряду с мнением каких-то русских, которые, конечно же мало что смыслили в демократии и правах человека. Она хотела единолично управлять всей подведомственной территорией. Для этого ей необходимо было заимствовать у нашего движения его более высокий авторитет, и «замолчать» тех из нас, кто не всегда разделял их позиции. Как для первого, так и для второго ей необходима была помощь хотя бы кого-нибудь из самих диссидентов.

К оглавлению

На главную страницу сайта К. Завойского